ahdreй, 51 - 24 декабря 2007 12:00

[COLOR=violet][B]Саша Черный. Правдивая колбаса[/B] [/COLOR]
Из сборника "Солдатские сказки"

---------------------------------------------------------------------------
Черный Саша. Собрание сочинений в пяти томах. М.: Эллис Лак, 1996.
Том 3, стр. 320 - 328.
Электронная версия: В. Есаулов, 23 декабря 2005 г.
---------------------------------------------------------------------------

Не успели солдаты кашу доскрести, стучит-гремит полковая двуколка.
Фершал фельдфебеля легкой рукой обнял, повез в госпиталь на испытание, -
достались Терешке черствые лепешки.
Доктор ему чичас трубку в сосок. - Дыши, - говорит, - регулярно.
Правый глаз закрой, посвисти ухом... Какой у нас теперича месяц-число?
- Месяц, - отвечает фельдфебель, а сам трясется, - апрель, число
третье. Да вы б и сами, вышескородие, должны знать, потому у вас завсегда в
апреле весенний запой начинается.
Затопотал доктор ногами, плюнул, дальше и спрашивать не стал. Что с
полуумного возьмешь?
Дежурный офицер из каморки вышел, - поинтересовался.
- А, Игнатыч? Что это, братец, с тобой?.. Меня знаешь?
- Так точно. Подпоручик Рундуков, шестой роты. Вас, ваше благородие,
по всей окрестности знают: квартирной хозяйке крестиками капот вышивали,
все стряпухи смеются... Вам бы, ваше благородие, в кокошнике мамкином
ходить, не то что с шашкой...
Обжегся подпоручик, крякнул, с тем и отъехал.
На другой день штабс-капитан Бородулин заявился в госпиталь, сел на
койку к фельдфебелю, а у того уже колбасная начинка наскрозь прошла, -
лежит, мух на потолке мысленно в две шеренги строит, ничего понять не
может. Привскочил было с койки, ан ротный его придержал:
- Лежи, лежи, Игнатыч. Что ж мне с тобой, друг сердечный, делать?
Служил, служил, в жилку тянулся, и вдруг этакая осечка... Под суд тебя
отдавать жалко. Да по всему видать, накатило это на тебя с чего-то.
- Так точно, ваше высокоблагородие! Под усиленный арест посадите, либо
морду набейте, только чести не лишайте, дозвольте в команду вернуться.
- Не могу, друг. Послезавтра комиссия, а там, что Бог даст.
Привстал было штабс-капитан, а фельдфебель его по госпитальной
вольности за кителек с почтением придержал, докладывает:
- Дозвольте, ваше высокоблагородие, доложить, запамятовал. Рядовой
Еремеев первого взвода, как в город последний раз отлучался, неформенный,
лакированный пояс надел, - не успел я его наказать. Уж вы его своей властью
взгрейте, покорнейше прошу. Нечего ему, хахалю, с писарей пример брать...
Усмехнулся начальник команды, до чего, мол, фельдфебель старательный,
- в мозгах вода, а службы не забывает.
Доктор тут подкатился. "Ничего, - говорит, - он сегодня вроде человека
стал. По всей форме отвечает, как следовает. Спал, должно быть, при
открытом окне, лунный удар его хватил, что ли. В комиссии разберем"...
Лежит фельдфебель на койке, халат верблюжий посасывает. Супчику
поглотал. Будто кобылу - овсянкой, черти, кормят. Фершал, пес, совсем вроде
псаломщика, - доктор обход производит, а тот за ним не в ногу идет, еле
пятки отдирает... Дали бы его Игнатычу в команду, сразу бы обе ножки
поднял. Что-то там без него делается? Небось, рады мыши, - кота погребают.
Ладно, - думает. - По картинке-то праздник мышам боком вышел... Соснул
Игнатыч с горя и во сне Петра Еремеева за ржавчину на винтовке заставил
ружейную смазку есть.
Тем часом, милые вы мои, купеческий сын, который этот кулеш заварил,
сбегал к скоропомощному старичку в слободу. Как дальше-то быть? И
фельдфебеля жалко, а себя еще пуще. А вдруг тот, в казарму вернувшись, за
свой срам всю команду без господ офицеров на вечерних занятиях источит.
Поймал старичок таракана, лапки оборвал, отпустил, - жалостливый был,
гадюка.
- Забота не твоя. Пошли ему перед самой комиссией утречком вторую
порцию, а там все, как на салазках, покатится.
И колбаску ему сует дополнительную.
Поскреб Еремеев в затылке, - один глаз злой, другой - добрый.
- А может, не давать? Вишь, его как с нее разворачивает...
- Эх ты, вякало! На море, на окияне стоит дурак на кургане, - стоит не
стоится, а сойти боится... Передумкой сделанного не воротишь. Письмо-то ты
от папаши вчера получил? Ты колбасу письмом и осади. Ах, да ох - на том
речки не переехать. На половине, брат, одни старые бабы дело застопоривают.
Подивился Еремеев: откуда он, змей, про письмо дознался. Вздохнул,
колбаску за обшлаг - и на улицу.
А перед самой комиссией принес фершал фельдфебелю пакетец, - из
учебной команды гостинец, мол, прислан. Схряпал Игнатыч колбасу мало что не
с кожей, госпитальное довольствие известно какое. За столом старший доктор
сидит, да лекарь помоложе, да адъютант батальонный, да штабс-капитан
Бородулин.
Поиграл доктор перстами, глянул в окно.
- А ну-кась, Игнатыч. Человек ты трезвый, вумственный. Погляди-ка в
палисадник. Какой это куст перед окном растет?
- Черная сморода, вашескородие. Вишь, на ней, почитай, все почки
ощипаны, как не узнать. Вы ж завсегда по весне черносмородинную водку
четвертями настаиваете.
Позеленел старший доктор. Комиссия ухмыляется, а батальонный адъютант
свой вопрос задает:
- Два да пять сколько, к примеру, будет? Вопрос, можно сказать, самый
безопасный.
- Ничего не будет, ваше благородие.
- Как так, ничего?..
- А очень просто. Потому как вы в приданое две брички да пять коней
получили, - ничего у вашего благородия и не осталось. Все промеж пальцев
спустили.
Нахмурился адъютант.
- Ну и стерва ты, Игнатыч, даром что больной! Тут, само собой, младший
лекарь вступился:
- Испытуемых ругать по закону не дозволяется. Скажите, фельдфебель,
сколько у меня на ногах па

• 
• 
•