Лето_м, 35 - 28 ноября 2008 10:46

Поэзия
Акт
Разреши мне так много о тебе не писать,
Не измерять бесконечности дали,
Не дышать о тебе, и себя не терять,
Не доказывать, что поезд железней машины.
Разреши не вдыхать параллельность потоков
Сигаретного дыма – свежесть дыханья,
Не слышать сказанья дурацких пророков
О неизбежном крушеньи живого желанья.
Ноябрь 2008, город R.- в опустошении

Акт 2
Сточными водами пошло по сердцу тупою иглой
Разрытым каналом вдоль вен вертикально
Мне болью бессмертья о мыслях. С тобой.
В сердце насквозь прутом так случайно.

Ты не вернешься.

Я растворяюсь без боли, без жизни,
Вспомнишь ли ты обо мне?
Сердце мое, боли мои песни?!
Нужны ли они? Нужны ли тебе?
Нескладным стихом срываются речи -
Без рифм все равно не могу.
И лишь холодный снежный вечер –
В него с головой утону.
Ноябрь 2008, город R. Пусто.

Проза
Я не вижу мир вокруг. Нет никаких мыслей, кроме как о странном человеке с безусловно холодным сердцем по имени И.И., и не нахожу выходы из ситуации моей кромешной платонической влюбленности в этот талант. Нет смысла спорить с самим собой насчет того, что мне пора бы прекратить любить талант и гениальность в людях. Холодность подобного плана и ранее меня забавляла, тревожила, но не в том случае, когда я пытаюсь бороться с ней. В себе я не нахожу ни малейшего намека на талант: рисовать прозой практически не реально мне. Гораздо интереснее смотреть на танцы, игру или вокал, которым это самый человек искушает меня “L’amour n’est rien” или “L’amour c’est rien”? Как правильнее и как красивее звучит?! Вопрос – в тишину.
Так много, должно быть, в мире интересного, суетливого и заботливого, что могло бы занять меня, что могло бы заставить посвятить мое время чему-либо гораздо более разговорчивому, чем обсуждение мною глубоко любимого Булгакова парою фраз: большую часть которых сказана мною. Не менее же безутешно стоять на холоде в надежде словить мысль и увидеть знакомую походку. Тщетно.
Мои познания в грамматике родного языка не так уж глубоки, но тем не менее, в своих написаниях пытаюсь делать что-то новое, более занятное, чем использование императива… но в тоже время молю: «Дыши!» да, в моем эдаком творчестве мало пейзажей, а те, что есть уж слишком мрачные и, не побоюсь этого слова, пошлые. Я не вижу мир вокруг.
Безусловно, я пытался измениться: писал о превосходстве заграничных проституток над отечественными, пытался писать «бесполые стихи», рисовал абстракции в целях арт-терапии. Тщетно. Я более так не могу. Но убежать от этого не представляется возможным. I’m stolen. Прими меня – либо отпусти совсем.

• 
• 
•