Глафира, 89 - 20 июня 2010 15:19

Часть первая. (для женщин).
Очень важное значение Овидий придает внешнему виду, каким должны отличаться возлюбленные девы.


Лучше, чтобы не видели вас за туалетным столом.

Не мудрено оробеть увидев, как винное сусло,

Вымазав деве лицо, каплет на теплую грудь!

То, что дает красоту, само по себе некрасиво:

То, что в работе, — претит, то, что сработано, — нет.

Это литье, на котором красуется надпись Мирона,

Прежде являло собой медный бесформенный ком;

Это кольцо, чтобы стать кольцом, побывало в расплаве;

Ткань, что надета на вас, грязною шерстью была;

Мрамора грубый кусок Венерою стал знаменитой,

Чья отжимает рука влагу из пенных волос, —

Так же и ты выходи напоказ во всем совершенстве:

Скрой свой утренний труд, спящей для нас притворись.

Надо ли мне понимать, отчего так лицо твое бело?

Нет, запри свою дверь, труд незаконченный спрячь.

Что не готово, того не показывай взгляду мужскому —

Многих на свете вещей лучше им вовсе не знать.

Волосы — дело другое. Расчесывай их беззапретно

И перед всеми раскинь их напоказ по плечам.

Волосы в роспуск и слезы в глазах пленяют нередко —

Плача о муже, подчас нового мужа найдешь.

Пусть служанка твоя от тебя не боится расправы:

Щек ей ногтями не рви, рук ей иглой не коли, —

Нам неприятно смотреть, как рабыня в слезах и уколах,

Кудри должна завивать над ненавистным лицом.

Если же мало красы в волосах твоих — дверь на запоры,

Будь твоя тайна святей тайн Благородных Богинь!

Помню, подруге моей обо мне доложили внезапно —

Вышла красотка, парик задом одев наперед.

Злейшим лишь нашим врагам пожелать подобного срама,

Пусть на парфянских девиц этот позор упадет.

Если ты слишком худа, надевай потолще одежду

И посвободней раскинь складки, повисшие с плеч;

Если бледна, то себя украшай лоскутами багрянца,

Если смугла — для тебя рыбка на Фаросе есть.

Ножку нескладного вида обуй в башмачок белоснежный;

Голень, что слишком худа, всю ремешками обвей.

Слишком высокие плечи осаживай тонкой тесьмою;

Талию перетянув, выпуклей сделаешь грудь.

Меньше старайся движением рук помогать разговору,

Ежели пальцы толсты или же ноготь кривой.

Не говори натощак, если дух изо рта нехороший,

И постарайся держать дальше лицо от лица.

А у которой неровные, темные, крупные зубы,

Та на улыбку и смех вечный наложит запрет.

В кончики пальцев кусочки бери, чтоб изящнее кушать,

И неопрятной рукой не утирай себе губ.

Не объедайся ни здесь, на пиру, ни заранее, дома:

Вовремя встань от еды, меньше, чем хочется, съев.

Если бы жадно взялась на еду при Парисе Елена,

Он бы, поморщась, сказал: «Глупо ее похищать!»

Вы поглядитесь-ка в зеркало в гневе,

И убедитесь, что вам в гневе себя не узнать.

Пагубно в женском лице и надменное высокомерье —

Скромно и нежно смотри, в этом — приманка любви.

Верьте моим словам: горделивая спесь раздражает,

Вечно молчащим лицом сея к себе неприязнь.

Взглядом на взгляд отвечай, улыбайся в ответ на улыбку,

Ежели кто-то кивнет — не поленись и кивнуть.

Это разминка Амура: на этом испробовав силы,

Он, наконец, с тетивы острую пустит стрелу.

часть 2

Все, что на пользу вам может пойти, на заметку берите:

Нужно бывает подчас даже учиться ходить,

Женская поступь — немалая доля всей прелести женской,

Женскою поступью нас можно привлечь и спугнуть.

Вот выступает одна, развиваются складки туники,

Важно заносит ступню, ловким бедром шевелит;

Вот другая бредет, как румяная умбрская баба,

И отмеряет шаги, ноги расставив дугой;

Эта — слишком груба, а эта — изнежена слишком:

Что ж, как во всем, так и здесь верная мера нужна.

Всюду старайся бывать, где есть кому приглянуться,

Не позабудь ничего, чтобы пленительной быть.

Случай — великое дело: держи наготове приманку,

И на незримый крючок клюнет, где вовсе не ждешь.

Но избегайте мужчин, что следят за своей красотою,

Тех, у которых в кудрях лег волосок к волоску!

Что они вам говорят, то другим говорили без счету:

Вечно изменчива в них и непоседлива страсть.

Есть и такие, которым любовь — лишь покров для обмана,

Чтобы на этом пути прибылей стыдных искать.

Стыд мне мешал продолжать; но так возвестила Диона:

«Где начинается стыд, там же и царство мое».

Женщины, знайте себя! И не всякая поза годится —

Позу сумейте найти телодвиженью под стать.

Та, что лицом хороша, ложись, раскинувшись навзничь;

Та, что красива спиной, спину подставь напоказ.

Если приятно на глаз очертание плавного бока —

Встань на колени в постель и запрокинься лицом.

Пусть до мозга костей разымающий трепет Венеры

Женское тело пронзит и отзовется в мужском;

Пусть не смолкают ни сладостный стон, ни ласкающий ропот:

Нежным и грубым словам — равное место в любви.

Даже если тебе в сладострастном отказано чувстве —

Стоном своим обмани, мнимую вырази сласть.

Ах, как жаль мне, как жаль, у кого нечувствительно к неге

То, что на радость дано и для мужчин, и для жен!

Но и в обмане своем себя постарайся не выдать —

Пусть об отраде твердят и содроганье, и взор,

И вылетающий вздох, и лепет, свидетель о счастье, —

У наслаждения есть тайных немало примет.

Не забыл Овидий и о тех, кого стрела Амура пронзила, но принесла им не радость любви, а лишь нестерпимую боль. Этим несчастным он дает «суровые предписания, но чтоб здоровье вернуть, — утверждает поэт, — можно всякую вынести боль».


Если кому от любви хорошо — пускай на здоровье

Любит, пускай по волнам мчится на всех парусах.

А вот когда еле жив человек от нестоящей девки,

Тут-то ему и должна эта наука помочь.

Разве это годится, когда, захлестнув себе шею,

Виснет влюбленный в тоске с подпотолочных стропил.

Разве это годится — клинком пронзать себе сердце?

Сколько смертей за тобой, миролюбивый Амур!

Тот, кому гибель грозит, коли он от любви не отстанет,

Пусть отстает от любви: ты его зря не губи.

Ты ведь дитя, а детской душе подобают забавы —

Будь же в годы свои добрым владельцем забав.

Радуйся счастья слезам, а смерти преступной не требуй:

Слишком твой факел хорош для погребальных костров!

Но не хотим мы терять плодов благосклонной Венеры

И повторяем себе: «Завтра успею порвать»;

А между тем глубоко вжигается тихое пламя,

И на глубоком корню пышно взрастает беда.

Выполоть эти ростки следует незамедлительно. И для удачной «прополки» есть множество различных способов:


Чтобы лечиться моею наукой,

Прежде всего позабудь празднолюбивую лень!

Праздность рождает любовь и, родив, бережет и лелеет;

Праздность — почва и корм для вожделенного зла.

Если избудешь ты лень — посрамишь Купидоновы стрелы,

И угасающий свой факел уронит любовь.

Предкам оставь колдовство, не взывай из могилы усопших,

Не разомкнется земля, слыша проклятья старух,

Не побледнеет лицо скользящего по небу солнца,

С нивы на ниву от чар не перейдет урожай,

Будет по-прежнему Тибр катиться к морскому простору,

Въедут по-прежнему в ночь белые кони Луны, —

Ибо не выгонят страсть из сердец никакие проклятья,

Ибо любовной тоски серным куреньем не взять.

Лучше себе приводи почаще на память

Все, что девица твоя сделала злого тебе.

«Я ей давал и давал, а ей все мало да мало, —

Дом мой продан с торгов, а ненасытной смешно;

Так-то она мне клялась, а так-то потом обманула;

Сколько я тщетных ночей спал у нее под дверьми!

Всех она рада любить, а меня ни за что не желает:

Мне своей ночи не даст, а коробейнику даст».

Это тверди про себя — и озлобятся все твои чувства,

Тем скорее себя убедишь, чем речистее будешь —

А красноречью тебя выучит мука твоя.

Женские можешь достоинства ты обратить в недостатки

И осудить, покривив самую малость душой.

Полную женщину толстой зови, а смуглую — черной,

Если стройна — попреки лишней ее худобой,

Если она не тупица, назвать ее можно нахалкой,

Если пряма и проста — можно тупицей назвать.

Больше того: коли ей отказала в каком-то уменье

Матерь-природа, — проси это уменье явить.

Пусть она песню споет, коли нет у ней голоса в горле.

Пусть она в пляску пойдет, коли не гнется рука;

Выговор слыша дурной, говори с нею чаще и чаще;

Коль не в ладу со струной — лиру ей в руки подай.

Если зубы торчат — болтай о смешном и веселом,

Если краснеют глаза — скорбное ей расскажи.

Очень бывает полезно застичь владычицу сердца

В ранний утренний час, до наведенья красы.

Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:

Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв.

Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,

Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!

Запахом это добро подобно Финеевой снеди:

Мне от такого подчас трудно сдержать тошноту.

Стыдно сказать, но скажу: выбирай такие объятья,

Чтобы сильнее всего женский коверкали вид.

Это нетрудная вещь — редко женщины истину видят,

А в самомненье своем думают: все им к лицу.

Далее, ставни раскрой навстречу свободному свету,

Ибо срамное в телах вдвое срамней на свету.

А уж потом, когда за чертой сладострастных исканий,

В изнеможении тел, в пресыщении душ,

Кажется, будто вовек уж не сможешь ты женщины тронуть

И что к тебе самому не прикоснется никто, —

Зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле,

И заприметив, уже не выпускай из ума.

Может быть, кто назовет пустяками такие заботы?

Нет: что порознь пустяк, то сообща не пустяк.

Тучный рушится бык, ужаленный маленькой змейкой,

И погибает кабан от невеликих собак.

Нужно уметь и числом воевать: сложи все советы

Вместе — увидишь, из них груда большая встает.

Только не будь одинок: одиночество вредно влюбленным!

Не убегай от людей — с ними спасенье твое.

Так как в укромных местах безумные буйствуют страсти,

Прочь из укромных мест в людные толпы ступай.

Кто одинок, в том дух омрачен, у того пред глазами

Образ его госпожи видится, словно живой.

Ту, кого только что нежно любил, грешно ненавидеть.

Ненависть — годный исход только для дикой души.

Нужен душевный покой, а ненависть — это лишь признак,

Что не иссякла любовь, что неизбывна беда.

Постарайся о том, чтоб как лед показаться холодным,

Даже когда у тебя Этна бушует в груди.

Ты притворись, что уже исцелен, мученья не выдай,

Слезы, в которых живешь, бодрой улыбкою скрой.

Не пресекай, пожалуйста, страсть в ее самом разгаре:

Я не настолько жесток, чтобы такое сказать;

Просто сумей притвориться, что пыл твой давно уже хладен,

А, притворившись таким, скоро и станешь таков.

Сам теперь видишь, совсем мои не суровы советы;

Даже наоборот, все я стараюсь смягчить.

Сколько есть нравов людских, столько есть и путей их целенья:

Там, где тысяча зол, тысяча есть и лекарств.